Та вода, которая...

Та вода, которая...
(Признаки, определяющие магические свойства воды)


Признаковое пространство культуры / Отв. ред. С.М. Толстая. - М.: Индрик, 2002, с. 32-60

(Вступление к статье)




Согласно народным представлениям, магические свойства (полезные или вредоносные) вода приобретала в зависимости от: 1) ее природных характеристик (проточная или стоячая; быстрая или медленная; шумная или тихая; прозрачная или мутная; чистая или грязная; верхняя, т. е. набранная из горных ручьев, с поверхности реки, или нижняя — подземная, глубинная; теплая или холодная; свежая, только что принесенная из источника, или «старая»; дождевая или снеговая и т. п.); 2) особых периодов календарного или суточного времени (набранная в полночь, полдень, до восхода солнца, в большие годовые праздники, в новолуние, при солнечном затмении, после первого весеннего грома и т. п.); 3) места, где набирается вода (вблизи перекрестков дорог; там, где сливаются два-три потока; вытекающая из-под корней священного дерева или набранная из углубления культового камня; из-под колеса водяной мельницы; из омута, водоворота; оттуда, где вода в ручье заворачивает против течения, т. е. течет «наоборот»; добытая из трех, пяти, семи, девяти источников и т. п.); 4) способов набирания воды из источника или от условий ее доставки в дом (наполнение сосудов по течению реки, против течения; набирание воды самым первым из жителей села в течение суток; хождение, за водой босиком, молча, не оглядываясь назад, и т. п.); 5) контакта воды с особыми предметами и лицами (например, вода, которой обмывали иконы, церковный колокол, дверные петли, ручки, замки, очажную цепь, посуду после поминальной трапезы и т. п.; пролитая сквозь прутья веника, острые металлические предметы, сквозь огонь, через штанину мужских брюк, отверстие в доске; та вода, которой обмывали новорожденного, роженицу, умершего; в которой мыли руки «каравайницы» после замешивания теста для свадебного хлеба; вода, в которую бросали особые растения, монеты, тлеющие угли, пасхальное яйцо, и т. п.); 6) от того, какие ритуальные действия совершались с водой (освящение воды, наговоры на воду, стреляние в колодец, обжигание воды огнем, выставление воды «под звезды» и т. п.), и от некоторых других обстоятельств.


1. Природные свойства воды в системе ценностей традиционной культуры. Поскольку важнейшим общим признаком, характеризующим жизненную силу, производительную потенцию, человеческую активность, в разных этнических культурах является движение, — безусловное положительное значение приписывалось проточной воде (быстро текущей, журчащей, прозрачной, чистой, холодной). Именно такая вода характеризуется в народной терминологии как «живая», «здоровая», «сильная», «ходовая», «быстрая», «резвая», «молодая» и противопоставляется стоячей воде («мертвой», «мутной», «ржавой», «старой», «гнилой»). Движущаяся вода в народной магии обычно соотносится с символикой напора, силы, быстрого роста, развития, беспрепятственного хода, успешного осуществления дела. Ср. рус. приговор при окроплении новорожденного проточной водой: «Вода ходко и быстро текет, — так же ребенок ходко и быстро расти» [Рус. Сев. 1995,70]. Для облегчения родов роженице дают испить проходной воды (зачерпнутой по течению ручья) с приговором: «Как водичка проходная бежит, не задерживается, так и дите бы родилось, не задерживалось» [там же, 71]. В южной Сербии (р-н Копаоника и Косова Поля) просватанная невеста, если ей случалось переходить через быстрый ручей, говорила: «Воду гази, — дете роди, не опази!» [Как воду переходить — так бы и ребенка родить и того не заметить] [ГЕМБ 1936/11, 46]. В ситуации, когда свадебный поезд переезжал через горный ручей, невеста зачерпывала рукой воду, лила ее себе за пазуху, чтобы обеспечить легкие роды («да би се лако породила» — [ГЕМБ 1984/48, 263]). На Русском Севере при трудных родах считалось необходимым принести в дом «ходовой воды» и облить ею роженицу, говоря при этом: «Устья-река, откройте роды, пролейте воды, пропустите ребеночка!» [Рус Сев. 1995,71]. В свадебном обряде украинцев Закарпатья староста обливал молодых речной водой, «чтобы они были сильными, как вода» [Богатырев 1971, 254-255].


Быстрое течение воды, по народным представлениям, могло, с одной стороны, обеспечить некий прибыток в хозяйстве (увеличение молочности у кормящих матерей и у стельных коров), а с другой—способствовало удалению из жилого пространства вышедших из употребления или вредоносных предметов. Так, словаки поили коров проточной водой для увеличения надоев; брызгали такой водой на грудь кормящей матери для сохранения грудного молока [Horvathova 1986, 179]. Так же поступали сербы р-на Титово Ужице: роженицы, у которых пропало молоко, шли к «текучей воде», купались в ней или брызгали ею себе на грудь со словами: «Нека мом детету млиjеко течи к'о риjека» [Пусть моему ребенку молоко течет как вода в реке] [ГЕМБ 1984/48, 224].

На Русском Севере пастухи поcле ритуального обхода стада, во время которого читался специальный заговор {отпуск), прятали бумагу с текстом заговора в проточную воду, чтобы у коров было много молока: «в бутылку положат, крепко закроют пробкой и хранят в воде этот отпуск» [Мороз 2001, 236-237]. Известны и прямо противоположные примеры: овчарам Закарпатья запрещалось выливать в реки и ручьи остатки овечьего молока, иначе уменьшатся надои, «бо всьо пiде за водов» [СБФ 1984, 271].


В то же самое время в места быстрого течения рек и ручьев бросали вещи, от которых хотели избавиться: «на быструю воду» относили одежду больного, домашний мусор, накопившийся за святочный период; насекомых-вредителей; первые остриженные волосы годовалого ребенка; вырванный в поле «залом». Исключительно в проточной воде принято было стирать одежду умершего и «по быстрой воде» сплавлять его личные вещи [Петровиђ 1992, 309]. Найденные во дворе или на дороге вблизи дома предметы, считавшиеся вредоносными (клочки шерсти, соломенные узлы, кости), бросали в такие ручьи, которые текут «налево» от села [Шишков 1909, 162], ср. болг. проклятье «Вода да гу уднесе» [Чтоб его водой унесло]. Быстрая, глубокая, темная вода считалась тем местом, куда следовало отсылать болезни в лечебных заговорах [Раденковиђ 1996а, 56-57]. При падеже скота стадо перегоняли через проточную воду (либо через костер), чтобы очистить животных от заразы [Журавлев 1994, 123].


Помимо таких противоположных значений, как «полноводность, прибавление, прибыток» и «удаление, исчезновение, сплавление по воде», проточной воде приписывался признак «подвижности», соотносимый с символикой быстроты, ловкости, бодрости, сноровки. Первое изделие, сделанное ребенком самостоятельно, относили на быстрину реки, чтобы в дальнейшем работа у него шла так же легко и быстро, «као вода тече» [СД 1995, 282]. Для обеспечения скорейшего замужества девушки-гуцулки ходили к быстрому ручью, где произносили заговор: «Йик вода борзо йде, так аби я борзо вiддала си»[Шухевич1904,205].


Оппозиция подвижный/неподвижный оказывается весьма существенной и для разграничения «живой» или «мертвой» воды. Так, согласно польским свидетельствам, «стоячая вода — это как бы вода без души; если же она движется, перетекает с места на место, тогда это живая вода» [SSSL 1999, 236]. Соответственно стоячая вода определялась как «мертвая» (пол. martwica 'woda stojaca, pozbawiona odplywu' [SSSL 1999, 156]; рус. уральск. дохлая вода 'стоячая,


загнивающая вода' [СРНГ8,160]). У русских жителей Заонежья при лечении больного ставили рядом с ним в бане шайку с водой и примечали: если вода колебалась, играя отраженным светом (т. е. обнаруживала признаки «живой» воды), то больному предрекали выздоровление, тогда как неподвижная («мертвая» вода) предвещала смерть [Логинов 1993, 120]. Объясняя местное название ручья Святой Колодчик, жители одного из сел Вологодской обл. говорили: «Место на бугровине, а из-под земли как ключи бьют. Считали, что вода святая. Она живая там, шевелится» [Березович 2000,225].


При общей негативной оценке стоячей воды (которую использовали прежде всего во вредоносных целях) ее считали необходимой в тех случаях, когда только что купленную домашнюю птицу приучали оставаться возле дома, не разбегаться по чужим дворам: курицу ставили на печную заслонку и трижды обливали ей лапы «водою из стоячего водовместилища» [Никифоровский 1897,170]. Подобным образом поступали в Костромском крае с купленной лошадью: новый хозяин, ведя ее к своему двору, останавливался у первой попавшейся лужи и водой из нее трижды брызгал в морду лошади [Журавлев 1994, 73]. Интересно, что для приручения живности (символического «привязывания» ее к новому месту) использовалась как стоячая, так и проточная вода. В последнем случае обыгрывался признак необратимости течения потока в водоеме. Ср. следующий приговор: «Тебе, водица, вверх не бежать, а тебе, коровушка, у старого хозяина не живать», т. е. не возвращаться вспять [Журавлев 1994, 73].


Судя по некоторым поверьям, целебной могла быть и спокойная, «замершая» вода, но имелась в виду особая, «чудесная» вода. Белорусы верили, что в некоторые дни ровно в полночь вода в реках и ручьях останавливается, чтобы отдохнуть: «як вада спачывае, то вельми памоцна и для человека, и для жывины» [Federowski 1897,163].


Другие характеристики проточной воды (быстрый/медленный, шумный/тихий) актуализировались в ситуациях, когда хозяйка при сбивании масла обмывала маслобойку «тихой водой», чтобы сметана не пенилась, не бурлила, а легко превращалась бы в масло [Vaclavik 1959, 119]; или в свадебной магии, когда новобрачную символически наделяли признаками резвости, расторопности (и тогда ее обмывали «быстрой водой») либо наоборот — свойствами «тихой, покорной жены» (и тогда ее обливали «тихой водой» с приговором: «Тихая вода идет — добрая невестушка будет» [Kolberg 1974,cz. 1,415].


Вообще отмеченная выше женская символика проточной воды проявляется не только в магии, обеспечивающей легкие роды, молочность рожениц, свойства характера молодой жены, но и в комплексе магических действий, направленных на привлечение женихов. В славянских свадебных и лирических песнях мотив зачерпывания «быстрой воды» (принесение такой воды в дом или ее питье, погружение девушки в поток, переход ручья, разлив реки и т. п.) символизирует любовь, брак, сексуальный контакт; соответственно высыхание источника — конец любви. В польских заговорах на привлечение женихов чрезвычайно популярным оказывается мотив полноводной реки, приносящей ухажеров для девушки. Во время стирки белья в ручье девушки приговаривали: «Не стираю я эти тряпки для себя, но привлекаю к себе добрых молодцев. Если они за горами, пусть пробьются ко мне топорами; если они за лесами, пусть пробьются мотыгами; если они за водами, пусть приплывут ко мне на веслах. И как эти капли с тех тряпок стекают — так пусть и ухажеры ко мне прибывают» (польские гуралы [МААЕ 1896/1, 384-385]). Подобные заговоры известны также в чешской традиции [Csl. vl. 1968/3, 578]. В Краковском воев. верили, что если после стирки белья в быстром потоке девушка не принесет домой хотя бы несколько капель проточной воды, то в ближайшее время никто не придет сватать ее [АМЕК № 1/1554]. Словацкие девушки использовали каждый случай хождения к реке за водой, чтобы «приманить кавалеров»; в момент набирания воды они говорили: «Как ты, водичка, бежишь-поспешаешь, чтоб так же ко мне спешили с гор и с долин, и здешние и нездешние, и бедные и богатые, и даже самые малые хлопцы...» [Horvathova 1986, 43]. В польских снотолкованиях быстро текущая вода предвещает прибытие желанного гостя [Niebrzegowska 1996,219]. В словацких сонниках проточная вода символизирует дальнюю дорогу, а мутная — болезнь и смерть [Cervenak 1966, 110-111]. Застойная (ржавая) вода считалась у русских гиблым местом; желающие навредить своим врагам бросали в «ржавку» сено, украденное из чужого хлева, с приговором: «Пусть у такого-то корова околеет» [Рус. Сев. 1995, 69].


Положительно оценивалась в народной культуре свежая и холодная вода по сравнению с той, что уже постояла в доме какое-то время и согрелась. В юго-западной Польше новорожденного предпочитали обмывать в холодной колодезной воде, чтобы обеспечить ему здоровье [SSSL 1999, 176]. У карпатских гуцулов считалось нормой мыть новорожденного холодной водой:


«Как только ребенок родится, его кладут в холодную воду, чтобы он, когда вырастет, не потел» [Богатырев 1971, 248]. Широко известный в славянских приговорах мотив «будь здоров как вода» базируется на положительных свойствах свежей, холодной, ключевой воды. Для того чтобы снять с больного порчу, старались достать «нижнюю» (особенно холодную) воду со дна колодца. Для этого следовало нырнуть на дно колодца с пустой бутылкой и зачерпнуть в нее воду, которую затем давали испить пострадавшему [Никифоровский 1897, 36].

По отношению к свежей, только что принесенной из источника воде в народной традиции часто использовались эпитеты «новая», «молодая», «живая». Переночевавшая в доме вода называлась «старой»; она могла использоваться для мытья посуды или для стирки, но ни в коем случае не для питья и тем более не для обрядово-магических целей [Майкова 1989, 185]. Второе значение термина «новая вода» связано с фактом замены всей имеющейся в доме воды на свежую (заново принесенную) в особых случаях: например, в случае смерти домочадца или в определенные дни календаря (в Рождество, Крещение, Страстной четверг, летний Иванов день и т. п.). Во многих славянских традициях сразу после выноса умершего из дома (либо после погребения тела) принято было выливать из всех сосудов воду, которая считалась вредоносной, нечистой, и заменять ее на свежую («новую»). Подобным образом люди поступали и в некоторые праздничные дни, мотивируя замену «старой» воды на «новую» тем, что в переломные моменты календаря вода в источниках и колодцах сама собой становится «чудесной», «целительной». Например, ранним утром на Крещение хозяева спешили вылить все остатки домашних запасов воды, называемой старата вода, и торжественно вносили в дом «новую» (нова вода) [Майкова 1989, 153]. Сербы принесенную в рождественское утро свежую воду называли нова вода, здравле, здравле и веселе [Босиђ 1996,129].


2. Магические свойства воды, набранной в особое время. Во всех славянских традициях считалось, что магические свойства вода приобретала в зависимости от периодов календарного времени или от сезонных природных событий. Так, широко известный запрет ходить за водой ночью мотивировался тем, что в ночное время вся вода в источниках оказывается «нечистой», что в ней «дьяволы купаются» и т. п. По сербским поверьям, набранная ночью вода безусловно нечистая, не годится пить такую воду, «кoja се по мраку донесена»

40
[Петровиђ 1992,192]. В «ночной воде» (т. е. принесенной в дом ночью), по представлениям белорусов, нельзя купать младенца и стирать его пеленки, иначе на ребенка «нападут ночницы» [Federowski 1897, 304]. Вообще темное время суток (как и темнота во время солнечного затмения), согласно народным представлениям, негативно воздействовало на качество воды, набранной в такие моменты. После захода солнца не принято было ходить за водой, и уж во всяком случае такую воду не использовали для питья или для купания младенцев. При солнечном затмении старались поплотнее закрыть колодцы и водяные емкости в доме, «чтобы вода не оказалась зараженной» [SSSL 1999, 168]. Вместе с тем в большие календарные праздники, когда — как считалось — в полночь происходят чудесные превращения с водой, она якобы сама собой очищалась в источниках, становилась «здоровой», «целебной», «сильной» либо превращалась на короткий миг в вино, кровь, молоко или золото. Именно перелом суточного или сезонного времени воспринимался как момент радикальных перемен в природе, как время чудесных превращений с водой. Поэтому в праздничные дни за водой ходили в полночь, на рассвете, до восхода солнца. Болгары в родопских селах верили, что обрядовое умывание в проточной воде по праздникам следовало совершать ранним утром, «пока воду не обогрело солнце, так как в этот момент она самая чистая и целебная» [Шишков 1909, 161]. По украинско-карпатским свидетельствам, страдающие венерическими и кожными болезнями старались в Сочельник умыться проточной водой до восхода солнца, «и тогда они выздоровеют; но если мыться днем, то никакого действия (от такого мытья) не будет» [Богатырев 1971, 201].


В самую полночь накануне Крещения, по болгарским верованиям, вода в ручьях и реках «приостанавливается», «очищается», становится «крещеной», «животворной»; кто ею умоется или ее попьет, на весь год избавится от кожных болезней и очистится от вредоносного воздействия «нечистых» святочных дней [Майкова 1989, 153]. «Богоявленская» вода хранилась в доме как надежное лечебное средство. У русских был известен обычай собирать ночью со стогов в поле и с крыш дворовых строений «крещенский снег»: его топили и использовали для отбеливания холстов и для лечения [СД 1999, 669]. Положительные свойства «очищенной от скверны» воды (из которой изгонялись злые духи) приписывались воде после обряда церковного освящения: считалось, что при крещенском водосвятии черти выскакивают из источников и переселяются в растения.

41
Такие же чудесные свойства приписывались воде, набранной в ночь перед Рождеством, накануне Нового года, в Юрьев день, в четверг или пятницу перед Пасхой, накануне дня Ивана Купалы и в некоторые другие праздники. Принесенная в дом ночью перед Новым годом василёва вода специально предназначалась для гаданий о будущем (укр.). Особые целебные свойства приписывались «юрьевской» воде: болгары приносили ее накануне Юрьева дня или собирали ранним утром гергьовденску росу (т. е. росу или дождевую воду). Вода от юрьевского дождя (гергъовденският дъжд) называлась «золотой» и высоко ценилась как наиболее целительная и чудесная [Майкова 1989, 157]. Обычай обмываться юрьевской росой для здоровья известен у всех славян. Росная и дождевая вода в этот день называлась «небесной», «божьей», «здоровой». Сербы хранили ђурђевденску росу как надежное средство против кожных болезней и для любовной магии [Раденковиђ1996, 110].


В западнославянских поверьях чудесное обновление воды в источниках и колодцах происходило в четверг или пятницу на Страстной неделе. Страдающие недугом люди ходили глубокой ночью в пятницу перед Пасхой к проточной воде, где купались в «чудесной» воде (o połпосу w Wielki Piаtek cudowna woda se zrobi [SSSL 1999, 182]). У валахов Словакии был повсеместно распространен обычай обмываться ночью (либо перед восходом солнца) в «великопятничной» проточной воде {velkopdtecna potocna voda), чтобы быть весь год здоровыми и бодрыми; с этой же целью в потоки и ручьи загоняли домашний скот [Tomes 1972, 74]. Поляки Верхней Силезии верили, что в полночь с четверга на пятницу Страстной недели вся проточная вода (woda ciekаca) на момент превращается в кровь в память о Христовых муках [SSSL 1999,159].


Чудеса с проточной водой могли происходить, как считалось, и накануне летнего Иванова дня. Особые свойства «еньовденской» воды болгары объясняли тем, что ранним утром в Еньовден в текущей воде якобы купается солнце [Майкова 1989, 158]. В Польше говорили, что в день св. Яна вода во всех источниках становится целебной, так как сам святой Ян «окрестил» ее [Pospiech 1987, 243]. После этого дня, когда сам св. Ян «освятил» воду, водяные уже не могут вредить людям [Pelka 1987, 86].

42

Близкие к этим представления об «очищении» воды в источниках могли быть связаны не только с рубежными точками календаря и праздниками, но и с некоторыми природными явлениями. Так, после первого весеннего грома люди толпами устремлялись к проточной воде, где спешили умыться, чтобы обеспечить себе бодрость и здоровье [Афанасьев 1994/2, 185]. Поляки Ропчицкого воев. верили, что сразу после первой весенней грозы вода в источниках на миг становится кровавой [SSSL 1999, 159]. Воду, полученную из первого выпавшего осенью снега, хранили до высадки капустной рассады: если рассаду полить такой «снеговой» водой, капусту не станут есть гусеницы [Ни-кифоровский 1897,125].


3. Магические свойства воды, набранной в определенных местах. Значимыми с точки зрения локативных характеристик, обусловливающих особые свойства воды, оказываются в народных верованиях прежде всего места слияния двух-трех потоков. Такие места у восточных славян называются «спорными» (от глагола переть): спорное, супорное течение — 'водоворот', "круговое течение', 'сшибка двух потоков' [Даль 1955, 290]. Можно согласиться с предположением Е.Л. Березович о том, что дополнительным мотивирующим моментом, способствующим сакрализации «спорных» мест на воде, по-видимому, является народноэтимологическое сближение со словами спорынья, спор, спорина 'успех, удача, выгода, прибыль' [Березович 2000, 319]. Кроме того, безусловно, существенной для оценки таких мест на воде была и семантика чисел «два» и «три». Ср. название места слияния трех ручьев, зафиксированное в топонимии Великоустюгского р-на Вологодской обл., — Троица; вода в этом месте считается в народе «святой»: «Там три ручья сотыкаются, вода в этом месте целебная. Где три реки сойдутся, там святая вода, божественная. Бог-от Троицу любит» [там же, 320].


Вообще в народной топонимии явственно проявляется мифологическая значимость мест слияния нескольких потоков. Е. Л. Березович приводит интересные народные толкования топонимов с обозначением «спорной воды»; ср. сообщение об урочище, называемом Спор: «В Рождество и в Крещенье захватывали воду со Спора. Тамотко вода святая. Брали воду и ребят окачивали» (Усть-Кубенский р-н Вологодской обл.); Спорное Место: «В Спорном Месте воду спирает, вода там целебная, святая» (с. Кудряшово Вологодской обл.) [там же, 319].


Символика термина «спорная вода», соотносимая со значением «спорить, ссориться», проявляется в украинском обычае ходить для избавления от страстной любви три утра подряд на спорную воду, т. е. к месту, куда стекаются три ручья: там страдающий любовным недугом должен был умыться из круга на воде, образованного его собственным поясом [Зеленин ОРАГО/2, 750]. Для



43

защиты дома от вредоносных духов («босорок») население моравско-словацкого пограничья окропляло строения водой, принесенной с места слияния трех потоков [Hornacko 1966, 287]. Поляки считали, что «жабу» и другие болезни можно излечить водой, добытой с того места, куда сливаются три ручья [Tylkowa 1989, 24]. Если же удавалось найти такое место, где четыре ручья сливаются вместе с четырех сторон света (и кроме того — вблизи перекрестка четырех дорог), то такую воду в Моравии называли st'astna voda; ею умывались для здоровья, для обеспечения удачи и привлечения женихов [Susil 1951, 689].


Особые чудодейственные свойства приписывались проточной воде, набранной в местах водоворота или там, где она заворачивает против естественного течения. Отмеченность признака «крутящийся», «обратный», «текущий вспять» проявляется в любопытном восточнославянском термине кумина вода, на который обратил внимание Г. А. Цыхун. Ср. белор. туров, кумiна вода 'Bip, месце, дзе вада вiрыць, закручвае у адваротны бок'; рус. кумоворот, кумовица, кумовник 'водоворот', 'обратное течение реки возле берега' [Цыхун 2000, 183]. Комментируя эту загадочную народную терминологию, исследователь пишет: «При всей этимологической прозрачности указанных терминов (связь со словами кум, кума кажется бесспорной) остается неясной мотивация этой связи». Мало что проясняет и легенда, записанная на Туровщине, о происхождении названия «кумина вода», в которой говорится о способе преодоления запрета на любовные связи между кумом и кумой: «Ехау кум iз кумою лодкою, да хоцелi нешчо зробiць, да кажэ, шчо не можно. А знайшлi таку воду, шчо лодка пойдзе процi воды, то й назвалi кумiна вода» [там же, 183].


Очевидно, что актуальным в этой ситуации остается признак «наоборот текущая вода», «крутящийся поток», благодаря которому вода с такого места признается «чудесной», способной нейтрализовать последствия греховного поведения. Проточная вода, заворачивающая в круговом движении против течения, называлась у болгар «левой» или «обратной» (лява вода, уврат вода) и использовалась для самых разных магических и лечебных целей [Майкова 1989, 184]. В Юрьев день девушки-болгарки бегали купаться в те места, където се върти вода; это делалось для привлечения женихов. В таких же местах молодежь гадала о своей судьбе, пуская куски хлеба по «вертящейся воде» [там же, 165].


44

Подобная терминология лява вода, левичарска вода, уврат вода известна в болгарских диалектах для обозначения воды, стекающей с колеса водяной мельницы при его обратном движении. В селах западной Болгарии при завершении летнего выпаса овец им давали такой корм, который был замешен на так называемой «обратной» воде (овците се закърмят с кърмило, размесено с уврат вода — вода от воденично колело, което се върти наляво) [Колева 1981,53].Воде, стекающей с мельничного колеса, у всех славян приписывалась особая магическая сила. Сербы называли ее oмaja (т. е. колдовская, чудесная) и часто использовали как средство для лечения «сглаза» и «испуга» [Раденковиђ 1996, 109]. Если удавалось добыть такую воду в Юрьев день до восхода солнца, то ею поили коров для их молочности [ГЕМБ 1936/ 11, 161]. В Польше девушки, для того чтобы добиться любви своего избранника, умывались водой, которая стекает с мельничного колеса при его обратном вращении [SSSL 1999, 178]. Так же поступали в Словакии и Моравии [Vaclavik 1959, 119]. По представлениям белорусов, водой, набранной из-под мельничного колеса, следовало обмыть плачущего по ночам младенца, чтобы избавить его от «ночниц» [Никифоровский 1897,38].


В особенно трудных случаях (при лечении болезней) старались достать воду из таких мест, «где никто не черпал ее приблизительно три года» (белор. [Никифоровский 1897, 38]), или приносили воду с ближайшего брода (болг. [Майкова 1989, 184]). Повсеместно у славян целебной считалась вода, взятая из культовых, «святых» источников, принадлежность которых могла приписываться как христианским святым, так и демоническим существам.


В роли «чудесной» иногда выступала и дождевая («небесная») вода, скопившаяся в определенных местах. По представлениям болгар, лечебные свойства имела дождевая вода, взятая с надгробного камня или из дупла одиноко растущего дерева [ЕБНМ 1999,65]. Чтобы узнать мысли своего возлюбленного, польские девушки искали воду, скопившуюся в углублениях больших камней, и умывались ею [Kolberg 1962/15, 74]. Белорусы такой водой, собранной с камней, лечили глазные болезни [Federowski 1897, 384]. Чтобы избежать выкидыша, беременная женщина пила дождевую воду, добытую с опрокинутого вверх дном ведра, и смачивала ею живот [Никифоровский 1897, 7].


Во многих местах дождевая вода считалась надежным средством, облегчающим агонию тяжело умирающего человека. Вместе с тем для купания новорожденного не следовало использовать дождевую воду, иначе к ребенку будут легко приставать болезни [Мазовия, SSSL 1999, 176]. Белорусы придавали особое значение такой воде, которая стекает с соломенной крыши недавно построенного дома; «стреховой» водой обмывали детей, чтобы избавить их от сыпи и угрей [Никифоровский 1897, 300].

45
В народных верованиях и сказочной прозе «живая вода» добывается в труднодоступных, непроходимых местах: в горах, из-под корней высоко растущего дерева, в пещерах, ямах, в «заклятых» местах, в чудесных колодцах, на краю земли и т. п.


4. Сакральная сила воды обеспечивалась, кроме того, соблюдением особых правил поведения человека, приносившего в дом воду из источника. Для обрядовых и магических целей могла быть использована лишь такая вода, которая отвечала определенным требованиям: это должна была быть не только свежая, вновь набранная, но и «непочатая» вода, т. е. зачерпнутая из источника раньше всех других жителей села до восхода солнца. Такую воду называли непочатая, непитая (в.-слав.); неначета, ненапита (болг.); циjела, неначета, недирнута (серб.). Ходить за такой водой следовало натощак, молча, ни с кем не разговаривая и не здороваясь со встречными. Соблюдению молчания придавалось особое значение. По представлениям болгар, вода сможет помочь в лечении только в том случае, если она будет мълчана (набрана и принесена в дом при полном молчании) [Майкова 1989, 167]. При обрядовом купании новорожденного непременно использовалась мълчашна вода [Арнаудов 1969/2, 700] или mlčavá voda [Vaclavik 1959, 122]. В болгарской традиции замешивать тесто для обрядовых хлебных изделий в Юрьев день полагалось на воде, принесенной из источника молча (мълчана вода), причем набирать ее и нести в дом должны были парень или девушка, имевшие обоих живых родителей, т. е. в ритуале доставки такой воды не могли участвовать сироты [Марииов 1981/1,594]. Хлебную закваску тоже старались замесить на воде, зачерпнутой из трех разных источников сосудом, который был украшен цветами и травами, и принесенной домой молча; такая вода обладала особой магической силой и называлась у болгар цветната вода [Майкова 1989, 164]. Чтобы облегчить агонию умирающего, сербы давали ему пить «немую» воду, которую один из домочадцев приносил в ночное время, соблюдая полное молчание [Зечевиђ 1982, 14]. Старая, простоявшая какое-то время дома вода называлась у чехов orecnovana voda (т. е. «оговоренная» присутствующими в доме людьми), тогда как для магических целей нужна была вода mlčavá, которую только что принесли в дом, соблюдая правила сохранять молчание и не оглядываться назад [Vaclavik 1959,122].

46
Среди способов добывания магической воды («здоровой», «целебной», «чудесной») упоминаются правила, согласно которым воду в источнике надо было зачерпывать новым ведром (кувшином), наполнять сосуд с первого раза, не доливая его и не отливая из него, а затем нести проточную воду к дому, не оглядываясь по дороге. Так, для выпечки свадебного каравая поляки Саноцко-Кросненского края посылали за водой к ручью (а не к колодцу) парня, который брал с собой новую лейку и старался наполнить ее до краев с первой же попытки; дома свашки украшали сосуд барвинком и ставили его на стол [Kolberg 1974/49, 365]. Белорусы Гродненщины для предотвращения кожных болезней ходили в Великий четверг умываться к проточной воде, следя за тем, чтобы прибыть к источнику одновременно с восходом солнца, а по дороге туда и обратно не оглядываться назад [Federowski 1897, 391]: Подобным образом поляки Мазовии и Вармии ходили к проточной воде на Пасху ради целительных омовений: считалось необходимым идти молча и не оглядываясь к такому источнику, где вода течет по направлению к восходу солнца: «Przed skmka wschodem idzie sie do wody, chtyrna leci na wprost slonka, i obmywa sie nio. Tilko nie wolno nic mowic i ogladac sie. To kto umyje sie to wodo, to bedzie caly rok zdrowy» [Szyfer 1968,54]. Иногда говорили, что ходить к воде по праздникам следовало босиком или даже в обнаженном виде [Szyfer 1968, 54; Tomes 1972, 76].


Из других правил добывания «целебной» воды упоминается ритуальное требование ходить к источнику тайком от соседей и даже от домочадцев [Никифоровский 1897, 38] либо ходить в день Крещения к воде в меховом кожухе, чтобы тем самым обеспечить прибыток в хозяйстве на весь год [Богатырев 1971, 225]; либо, возвращаясь от источника, идти к дому другой дорогой [ГЕМБ 1931/6, 93]; либо приносить воду во рту, в соломинке и т. п. Во многих украинских и белорусских вариантах святочных гаданий девушки старались принести проточную воду во рту и затем использовали ее для выпечки маленьких булочек, предназначенных для гаданий о будущем. По сербским поверьям, тому, кто имеет пчел, следовало ранним утром в Юрьев день пойти к водяной мельнице, набрать под ней воду из источника в рот, принести к ульям и обрызгать их; это делалось «да би пчеле мировале као вода у устима и да не би за време pojeњa бежале у шуму, него ту близу да се poje» [чтобы пчелы были такими же мирными и спокойными, как вода во рту, и чтобы во время роения не улетали бы в лес, а роились поблизости] [ГЕМБ 1937/12, 206].


47
При набирании воды из источника следовало креститься самому и крестить воду; на берегу и прибрежных кустах люди оставляли в дар воде части своей одежды, лоскуты, нитки, отрезы полотна. В некоторых селах Болгарии при коллективном хождении за водой вокруг колодца или чешмы устраивались круговые танцы и хороводы [Майкова 1989,166].


Таким образом, с одной стороны, именно природные свойства воды, добытой из естественных водоемов, определяли ее «чудодейственную» силу. В приведенных выше примерах важнейшими для символизации оказывались такие признаки воды, как проточная/стоячая, быстрая/медленная, шумная/тихая, чистая/грязная, прозрачная/мутная, холодная/теплая, а в топонимических названиях гидрообъектов, осмысляемых как «святые» места, в качестве наиболее актуальных выступали следующие показатели: вода светлая, чистая, проточная, глубокая, бездонная, большая, красивая, вкусная, ценная в потребительском отношении [Березович 2000, 225]. Усиление или ослабление сакральной силы воды зависело, как считалось в народе, от календарного или суточного времени, а также от мест, где она добывалась. Для усиления или поддержания магических свойств воды, взятой из источников, люди соблюдали определенные правила при ее набирании и доставке в дом.


Следующий раздел статьи посвящен анализу таких способов сакрализации воды, при которых важным оказывается ее контакт с особыми предметами, веществами, лицами, растениями, животными.

5. Вода — носитель признаков, полученных ею от контакта с определенными предметами и лицами. К числу предметов, от соприкосновения с которыми вода приобретала магическую силу, относятся прежде всего культовые вещи (иконы, кресты, церковные колокола, свечи, освященные растения, плоды, пасхальные яйца; облатки, используемые в католических костелах при обряде причастия, и т. п.). Например, чтобы избавить ребенка от бессонницы, его поили водой, слитой с «приданой» (полученной по наследству) иконы или с иконы св. Тихона (олонец. [Власова 1998, 359]). Болгары умывали пострадавшего от сглаза водой, простоявшей под иконой св. Харлампия [ЕБНМ 1999, 421], а сербы — водой, которой обмыли икону св. Катерины [Раденковиђ 1996, 96]. Таким же лечебным свойством обладала, как считалось, вода, в которую опускали нательный крест [там же, 97]. В Польше (Люблинское воеводство) детский испуг лечили водой, которой перед тем облили церковные колокола: обряд обмывания dzwonow koscielnych совершал кто-либо из родственников ребенка; он поднимался дважды в день (до восхода солнца и после заката) на звонницу, обливал принесенной с собой водой один большой и один маленький колокол, собирая воду в сосуд; затем этой водой поил ребенка [Boryta 1996, 59].

48
В качестве надежного средства для лечения немоты или задержки речи у маленьких детей часто использовалась вода, которой обмывали язык церковного колокола. У южных славян принято было поить новорожденного водой из звонка, снятого с овцы или с шеи вола-«предводителя» [ГЕМБ 1984/48, 218]. Многочисленные примеры, свидетельствующие о способах сакрализации воды посредством колокола или его звона, приводятся в статье Т. А. Агапкиной, посвященной символике колокольного звона [Агапкина 1999,218-219,240-241,263-265].


Универсальным способом получения магической воды, известным у всех славян, можно признать обычай опускать в воду освященные в церкви (или особо значимые в данной местности) травы и растения. Например, при обрядовом купании новорожденного почти повсеместно на Украине (за исключением самых южных областей) считалось необходимым бросать в воду свячене зiлля как оберег от злых сил и от порчи [Гаврилюк 1981, 70-71].


По-видимому, как оберег и как «отгонное» средство осмыслялась у южных славян вода, в которую при купании новорожденного опускали такие растения, как базилик, крапива, чеснок, колючки боярышника и шиповника [ГЕМБ 1984/48, 222]. Для избавления от головной боли болгары рекомендовали мыть голову такой водой, в которую положили дикую герань (здравец); эту воду называли здравичена вода [ЕБНМ 1999, 58]. Народная этимология проявляла себя и в магических действиях, при которых во время купания новорожденного в воду помещали корень растения девясил (а наряду с ним бросали в купель кусок хлеба, серебряную монету, лили «иорданскую воду») [Богатырев 1971, 248]. Цветна или цветкова вода (такая, в которую опускали зелень и цветы) широко использовалась в лечебной магии болгар [Майкова 1989, 181]. В свадебных обычаях «цветочная» вода, которой умывались новобрачные, призвана была обеспечить им здоровье и плодовитость (общеслав.). Вместе с тем водой, в которую добавляли травы и цветы, освященные в день Божьего Тела (девятый четверг после католической Пасхи) или в день Matki Boskiej Zielnej (15.VIII), у поляков принято было обмывать умершего, чтобы очистить его от скверны и не подпустить к телу злые силы [SSSL 1999,177].

49
Во многих славянских поверьях считалось, что сакральная сила передается воде при опускании в нее пасхальных яиц (либо угольков из обрядового пасхального костра, освященных хлебных изделий и т. п.). Магические свойства приписывались воде, в которой варились яйца накануне Пасхи. Хорваты такую воду называли jajna voda и рекомендовали умываться ею, чтобы избавиться от лишаев и кожных болезней [ZNZO 1957/39, 58]. Так же поступали поляки с водой, оставшейся после варки swietych jajek [SSSL 1999,177]. Водой, в которой варились яйца; обливали порог хлева, чтобы не допустить проникновения в него ведьм [Dworakowski 1964, 80]. Кроме свойств отгонять нечистую силу, присущих всем освященным предметам, яйцо, по народным представлениям, передавало воде свои естественные качества «чистоты, белого цвета, округлости формы, жизненной силы», поэтому «яичной водой» умывались, чтобы обеспечить себе здоровье, долголетие и чистоту кожи лица, рук и ног.


Широко использовались при сакрализации воды очистительные свойства огня. Вода, в которую бросали горящие угольки из своей печи, называлась у словаков hasenа или uhlenkovа и считалась способной лечить многие болезни [Vaclavik 1959, 120]. Пролитую между двумя горящими поленьями воду украинские девушки использовали как приворотное средство [СД 1995, 293].


Высокую степень магической силы придавали воде и опущенные в нее металлические предметы, обладавшие, как считалось, свойствами особой прочности, твердости, долговечности, надежности. При первых проявлениях повальных болезней скота белорусы использовали так называемую «железную воду», т. е. такую, в которой несколько дней мокло железо: ею дважды в день поливали корм, предназначенный для животных [Federowski 1897, 413]. Все мифологически значимые признаки металла приобретала вода, в которой кузнец гасил раскаленное железо. Чтобы добыть такую редкостно полезную воду, словаки рекомендовали идти к кузнице молча; не следовало просить у кузнеца такую воду: важно было, чтобы он дал ее сам по доброй воле; кроме того, это должна была быть не «старая» вода (давно простоявшая в кузнице), а только «новая» (только что использованная для закаливания железа) [Vaclavik 1959,120]. В Сербии водой, взятой у кузнеца (каљена вода), поили заболевшую домашнюю птицу [Раденковиђ 1996,110-111]. Дополнительная семантика богатства, удачи и процветания сообщалась воде, в которую бросали медные или серебряные монеты, и затем умывались такой водой. Утром на Рождество и

50
в Новый год украинцы Закарпатья «бросают в воду несколько мелких монет и умываются этой водой. Этот обряд совершают для того, чтобы денег было столько, сколько воды» [Богатырев 1971, 207]. Для усиления магических свойств воды, в которой купали новорожденного, поляки бросали в нее монеты, чтобы они «водились у ребенка» [SSSL 1999,176].


Свойства оберега приписывались воде, которую проливали через металлические предметы (замки, дверные петли, очажную цепь, щипцы для углей, плужный лемех, топор и др.). Например, стараясь нейтрализовать последствия вредоносного сглаза, поляки обмывали больного водой, которую перед тем пролили через все замки, имеющиеся в доме [Kolberg 1962/15,115]. Чтобы снять порчу с ребенка, его умывали водой, процеженной через «замочное нутро»; такая переливная вода в дальнейшем способна была предупредить заболевание людей и скота [Никифоровский 1897, 35]. У южных славян целебной считалась вода, пролитая через железные вериги, дверные ручки, очажную цепь [ЕБНМ 1999, 61; Майкова 1989,186].


В качестве средства для устрашения злых сил, для их отгона и обезвреживания использовалась вода, которую специально проливали через острые, колющие, режущие предметы. В Словакии термином ostra voda обозначалась вода, которой обливали топоры и ножи; она считалась целебной и использовалась для лечения, а также для замешивания теста при изготовлении обрядового хлеба [Vaclavik 1959, 119-120]. Чтобы добыть особенно «чистую» магическую воду, в дно источника забивали топор, плужный лемех или острый нож, используемый в быту для забоя скота; такую воду называли odrazena voda (от словац. odrazit' 'отразить, отбить, оттолкнуть' [Vaclavik 1959, 120]). Семантика «отгона» и «устрашения» злых сил, населяющих воду, может быть отмечена в таких магических действиях, при которых воду, принесенную из источника, лили на острие топора, ножа, через серп, косу, после чего считали такую воду «чистой» и способной излечить больного. Чтобы избавить от болезни, называемой у болгар страх, больному давали пить воду, которой только что облили острие топора [Майкова 1989, 187]. Так же поступали сербы, которые обливали острое оружие (сабли, мечи, ятаганы) и затем давали пить эту воду больному [Раденковиђ 1996, 110].


Для магического «очищения» от скверны воду проливали не только через металлические предметы, но и через узкие отверстия (как бы процеживали воду). Самым популярным и простым способом сакрализации воды было переливание ее сквозь сито или решето. Показательно, что в тех случаях, когда



51

не удавалось добыть особую дождевую воду (собранную в определенном месте), ее вполне могла заменить «обычная вода, пролитая сквозь решето» [Никифоровский 1897, 7]. Символическое сходство пролитой сквозь сито и дождевой воды отмечается во многих славянских обрядах и в народной фразеологии. Например, водой, пролитой через сито или решето, принято было обливать участниц южнославянского обряда вызывания дождя — додол или пеперуд [СД 1999, 103]. У русских такой (пролитой сквозь сито) водой поили скот в Покров или обливали ею лошадей в первый день весенней пахоты [Зернова 1932, 43]. Чтобы вызвать дождь во время засухи, в Киевской губ. раскапывали могилу «заложного» покойника и лили на него воду через решето [Зеленин 1995,107].


Целебной и магической считалась также вода, пролитая через ступицу тележного колеса, обруч, кольцо или венок, деревянную цевку или мотовило, через отверстие в доске, образованное от выпавшего сучка, и другие предметы с отверстиями. Для обрядового процеживания воды сербы использовали специально продырявленный подсолнух [Раденковиђ 1996,97]. При трудных родах роженицу поили водой, пропущенной сквозь круг, образованный полами ее юбки [Майкова 1989,186].


Вода, пролитая сквозь чью-то одежду, приобретала, как считалось, признаки того лица, которому одежда принадлежала. Для обеспечения нормального хода родов женщину старались напоить водой, вылитой из мужской обуви или перелитой через штанину мужниных брюк или шаровар; если такой воды рядом не оказалось, роженице давали пить воду, процеженную через отверстие ткацкого челнока [Майкова 1989,173]. От кашля больного поили водой, пролитой через правый чулок перворожденного мальчика [Раденковиђ 1996а, 22].


Признаки «чудодейственной» приобретала так называемая «хлебная вода» (которой обмывали свежеиспеченный хлеб, либо вода, оставшаяся после замешивания теста для обрядового хлеба, либо такая, в которой мыли руки женщины после замешивания теста). В западной Сербии считалось полезным обливать скот водой, оставшейся после замешивания рождественской чесницы [ГЕМБ 1984/48, 314]. Как оберег против демонов, болезней и градобития у словаков использовалась chlebova voda (та, в которой хозяйки полоскали руки после замешивания теста для рождественского хлеба) [Vaclavik 1959, 121]. При выпечке пасхальных хлебов украинцы Закарпатья заглаживали его водой, а затем умывались ею, «чтобы быть такими же почитаемыми, как хлеб» [Богатырев 1971, 207]. Согласно белорусским верованиям, «полезно мыть и купать дитя в воде, употреблявшейся для заглаживания хлебного теста во время приготовления хлебов» [Никифоровский 1897,45].

52
Контакт воды с животными (или частями их тела) тоже сообщал ей особую силу: целебной считалась вода, пролитая через волчью гортань, змеиную голову, щучью пасть [Гура 1997, 48,154, 356]. Змеиную кожу бросали в воду, которой обмывали новорожденного [ГЕМБ 1984/48, 222]. В качестве средства, способного отогнать червей от капусты, использовалась вода, которой мыли овец перед стрижкой [Никифоровский 1897, 125]. Чтобы предохранить ребенка от порчи и сглаза, ему обтирали лицо водой, стекающей после водопоя с морды коня или свиньи [Tylkowa 1989, 24].


Таким образом, вода в народных верованиях воспринималась как такое вещество, которое — обладая собственными ценными качествами — способно было аккумулировать свойства самых разных предметов, природных стихий, живых существ. Она выступала носителем определенных ритуальных действий, одномоментных событий, ушедшего в прошлое сакрального времени, воспринимала магическую силу звука и беззвучия, темноты и света; перенимала свойства сакральных локусов, в которые ее помещали; хранила в себе целые развернутые «тексты», содержащие некоторую мифологическую информацию. Например, при виде первого в сезоне летящего аиста человек замирал на месте, затем доставал из-под пятки правой ноги щепотку земли, дома он бросал ее в ведро с водой и хранил эту воду как средство для уничтожения блох [Дебељковиђ 1934, 215]. Магическая сила такой воды основывалась на целом комплексе значимых символов (первый, птица, правый, нога, земля), но прежде всего — на представлениях об аисте, который уничтожает «гадов» по всей земле.


Посредством подробно разработанных ритуалов и магических действий человек пытался передать воде самые разные качества. Чтобы заполучить эффективное средство от недугов, женщины-болгарки ходили ранним утром в Юрьев день к такому месту на реке, «където се върти водата», набирали ее, сохраняя молчание; на ночь воду выставляли во двор под куст роз; утром в нее опускали красное пасхальное яйцо, и все умывались такой водой «за здраве» [Майкова 1989, 165]. Широко распространен был в Кюстендильском крае, в Добрудже и других местах Болгарии обычай, при котором принесенную из источника воду на ночь оставляли во дворе «под звездами» (да пренощува на звездите). Высоко ценилась у чехов так называемая

53
«стреляная вода» (strelna voda), т. е. набранная хозяином в один из календарных праздников из колодца, в который перед тем он сам выстрелил из ружья [Vaclavik 1959, 120]. «Память» об этом событии, придавшем воде свойства оберега, «стреляная вода» сохраняла, как считалось, в течение года.


В комплексе действий, направленных на сакрализацию воды, существенной оказывалась и числовая символика: воду набирали из трех, пяти, семи, девяти источников; если важно было брать ее точно в полночь, то приходилось ходить к источникам в течение девяти ночей подряд; дома принесенную воду сливали вместе в один сосуд, бросали в нее определенное число раскаленных угольков (или другие предметы), после чего ее пили три дня подряд или трижды обливали ею больного. Иногда при набирании воды произносили заговор, основанный на принципе счета с отрицанием: «По воде кружечкой водишь и приговариваешь: не первая, не вторая, не третья (и т. д.)... не девятая» [Березович 2000, 319].

Символика сакрального числа и сакрального места актуализировалась в украинском обычае получать целительную «непочатую» воду: «До сход сонця встань, то нїїхто И ще не брав; вона ще непочата. Набери, то як нести додому, то не слiд оглядаться. Коли корова плохо дае молоко, то дають їй пить. Уливають по дев'яти ложок у посудину яку, треба, щоб вона (вода) на покутi постояла; тодi лить тiєї води по-трошку у воду i давать коровi як лiкарство» [Заглада 1931,160].


Способность воды воспринимать не только положительные, но и вредоносные свойства предметов, людей и животных, бывших с ней в контакте, требовала от людей особой осторожности. Воду, оставшуюся в доме после обмывания умершего, больного человека, новорожденного младенца, после стирки одежды покойника, белья со следами месячных очищений и т. п., выбрасывали подальше от жилья, выливали в места быстрого течения рек, на перекрестки дорог, на межи полей, под кусты колючих растений и т. п. либо сохраняли ее для черной магии.


6. Вода «мертвая» и «живая». Для оценки положительных и негативных свойств воды в народной культуре особое значение приобретает оппозиция живой/мертвый. Выше мы уже упоминали, что признаком «живая» наделялась вода движущаяся, играющая световыми бликами, прозрачная, тогда как «мертвой», «дохлой» называли стоячую, мутную, неподвижную воду, как бы лишенную души. В народной терминологии и магии, относящейся к воде,

54
более отмеченным является признак «мертвый». Название «мертвая» относится прежде всего к воде, которой обмывали покойника. По чешским поверьям, mrtva voda, оставшаяся после мытья умершего, считалась вредоносной, поэтому ее следовало выливать на колья забора (чтобы нельзя было наступать на место, где она вылита) или относить подальше от дома [Zalud 1919, 127]. Белорусы остерегались выливать «мертвецкие помои» вблизи пчельника, чтобы не загубить пчел [Никифоровский 1897, 285]. К такой воде не должна была прикасаться вдова умершего, чтобы не вымерли уже имеющиеся у нее дети и те, какие могли бы появиться в новом браке [там же]. У южных славян было принято выливать воду от мытья покойника в отдаленные места или на высокие деревья, «чтобы душа умершего не вернулась в дом» [Mencej 1997,84]. В Полесье мертвецкую воду выливали в доме под печь [ПЭС 1983, 250].


В южнославянской традиции «мертвой» чаще называлась вода, которая оставалась в доме на момент смерти члена семьи. По болгарским верованиям, мъртвешка вода должна быть вылита из всех домашних сосудов сразу после смерти человека или после выноса тела из дома и заменена свежей; строго соблюдался запрет пить такую воду, поскольку «в нее погружалась (или мылась) душа умершего» [Вакарелски 1990, 77]. Словенцы тоже называли воду, хранившуюся в доме в момент смерти человека, mrtva voda или voda umrlica [Mencej 1997, 110]. В Боснии долгое время сохранялся обычай выливать всю имеющуюся воду не только в доме, где случилась смерть, но и во всех соседних домах [там же]. Наиболее популярными мотивировками подобных действий были следующие: «чтобы умершего на том свете не мучила жажда», «в воде поселяется душа умершего», «в домашней воде Смерть обмывает свой нож (косу, серп)», «вода в сосудах становится смертоносной, замершей, мертвой» и т. п. [там же, 111-112]. По свидетельствам из Польши, выносить все сосуды с водой из дома, где кто-то умер, нужно было для того, «чтобы дух умершего в ней не купался»; при этом следили, чтобы никто из домочадцев не успел отпить ее, так как в домашней воде могла задержаться душа и от этого woda sie psuje [Fischer 1921,133].


Болгарский термин мъртвешка вода или мъртовечка вода мог обозначать также такую воду, которую специально оставляли на ночь возле умершего; утром ее выбрасывали вместе с посудой как можно дальше от дома, поскольку, как считалось, такая вода содержит душу покойника [Майкова 1989, 160]. В Словении и Хорватии объясняли обычай оставлять чашку воды рядом с усопшим тем, что «voda potegne duh» [вода притягивает душу] [Mencej 1997, 101]. Согласно другим мотивировкам, воду ставили на ночь возле умершего, «да се измие душата» [чтобы душа могла обмыться] [Вакарелски 1990, 84].



55
«Мертвая» вода повсеместно у славян считалась опасной для живых, способной навредить людям и скоту, вместе с тем она использовалась в апотропейной магии: ее хранили в хозяйстве как средство, отгоняющее воробьев от засеянного поля, как оберег скота от заразных болезней и в других лечебных и профилактических целях [SSSL 1999,180].


Менее популярным (и менее определенным по своим значениям) оказывается в славянском ритуально-магическом комплексе термин «живая вода». Иногда он относился не только к проточной, но и к дождевой («небесной») воде: «Жива вода, што извире из врела, jeст, као и киша, божанска крв, семе неба» [Живая вода, бьющая из родника, как и дождевая, это Божья кровь, небесное семя] [Петровиђ 1992, 323]. По болгарским верованиям, на краю земли есть море с «живой водой»; если человек сумеет напиться из него, он становится бессмертным [Ловешки край 1999, 268]. Однако чаще такие свидетельства встречаются в сказочной прозе. Мотив о чудесной воде, способной оживить убитого, широко известен в волшебных сказках. В них «живая» вода либо противопоставляется «мертвой» (первая оживляет, вторая умерщвляет), либо та и другая направлены на чудесное оздоровление человека («мертвая» вода способствует срастанию расчлененного тела, а «живая» — полностью возвращает человека к жизни). По предположению В. Я. Проппа, «живая» и «мертвая» вода в большинстве сказочных мотивов есть одно и то же, поскольку, чтобы ожить, умерший вынужден пользоваться сначала одной, а затем другой водой [Пропп 1996, 199]. К такому же заключению приходят исследователи, проанализировавшие сюжеты польских волшебных сказок о «живой» и «мертвой» воде: «Эти две разновидности магической воды образуют некое взаимодополняющее единство» [Majer-Baranowska 1999, 418]; о свойствах martwej wody в сказках говорится, что она способствует срастанию разрубленного тела, восстановлению отсеченных конечностей, залечивает раны, возвращает зрение и т. п. [там же, 420]. Подобное неразличение свойств «живой» и «мертвой» воды показывает, насколько зыбкой может представляться в народной культуре граница между «живым» и «мертвым», насколько неоднозначно воспринимается носителями магического сознания и губительная, и одновременно животворящая сила смерти.

56
Заключение. Вода оказывается на редкость удачным объектом для изучения той роли, какую в народной культуре и в мифологии играют признаковые характеристики, выступающие в качестве генерирующего импульса при формировании культурных знаков и символов. Высокая степень символизации и сакрализации воды, отмеченная в верованиях и ритуальной практике славян, объясняется, с одной стороны, значением ее естественных свойств (способностью поддерживать жизнь, обеспечивать влагу земли, очищать от грязи); с другой — отношением к ней как к опасной, неуправляемой стихии, как к мифологически осмысляемой границе между этим и «тем» светом; наконец, с третьей стороны, — постоянной практической потребностью добывать воду и иметь с ней дело в повседневной жизни, а также широким спектром возможностей ее ритуально-магического использования (мытье, купание, обливание, питье, смачивание, стирка и т. п.). Из набора ведущих признаков, реально характеризующих воду как природную стихию и приписываемых ей носителями культуры, «работающими» (т. е. проявляющимися в разных культурных контекстах) оказываются практически все. Кроме таких естественных (наблюдаемых в реальной действительности) качеств, как подвижный/неподвижный, быстрый/медленный, шумный/тихий, холодный/теплый, прозрачный/мутный и т. п., при символизации воды учитываются и многие универсальные оценочные категории культуры: живой/мертвый, новый/старый, правый/левый, восточный/западный, верхний/нижний и другие.

Показательно также то обстоятельство, что большая часть всех перечисленных признаков (а также тех, которые сообщаются воде с помощью специальных магических приемов) нашла отражение в терминологически закрепленных языковых формах. В разных славянских диалектах и фольклорных текстах вода определяется как «текучая», «проходная», «спорная», «здоровая», «молодая» или «старая», «живая» или «мертвая», «святая», «чудесная», «крещенская», «богоявленская», «великочетверговая», «непочатая», «немая», «цветочная», «хлебная», «яичная», «железная», «стреховая», «острая», «стреляная», «перелитая», «наговорная» и т. п.


Однако именно тот факт, что вода в разных магических действиях выступала в качестве наиболее удобной субстанции, способной воспринимать (а затем хранить в качестве длительно действующего средства) свойства других веществ, предметов, лиц, времени, места, — мог служить причиной перемещения смысловых акцентов с предмета (вещества) как такового на его



57

вновь приобретенные признаки. Например, «яичная вода» использовалась в той же функции, что и пасхальные яйца; «хлебная» — в той же, что и ритуальный хлеб; «острая» — в той же, что и режущие металлические предметы, и т. д. В результате сама вода с ее реальными свойствами как бы выпадает из поля зрения культуры и продолжает действовать лишь как носитель «чужих смыслов». Когда маленькому ребенку, если он долго не мог начать говорить, давали пить воду, которой перед тем облили язык церковного колокола, то магический смысл всей процедуры, по-видимому, основывался на символах «звук», «язык», «церковь», тогда как вода выступала лишь удобным практическим средством для передачи этих значений (наверное, с тем же успехом можно было бы заставить ребенка полизать язык колокола).


Именно такой широкий диапазон значений, приписываемых воде (от ее естественных свойств до искусственно создаваемых магическими действиями), определяет особое положение, которое она занимает в ряду прочих символических знаков.





* * *

Работа над статьями этнолингвистического словаря «Славянские древности» показала, что системное описание значимых единиц традиционной культуры в общеславянском масштабе неизбежно подводит исследователей к осмыслению и описанию их семантики. Соответственно, словарная работа такого типа не только создает надежную базу для реконструкции мифологии древних славян, но и позволяет существенно продвинуть исследования в области изучения символического языка народной культуры в целом.


В настоящее время следует признать особенно актуальной попытку выявления культурной семантики признаковых элементов культуры (т. е. конкретных свойств и характеристик, присущих предметам, персонажам, лицам, животным, растениям, локусам, времени и т. п.), поскольку именно качественные параметры в большинстве случаев оказываются той основой, на которой строится символизация фактов и явлений реального мира. С одной стороны, общая смысловая доминанта может быть выявлена путем анализа сходных признаков, характерных для разных объектов. Например, если для отпугивания нечистой силы под порог подкладывали топор, косу, серп, нож, — то очевидно, что функция оберега, присущая этим вещам, строится на свойствах 'острый', 'режущий', 'металлический'; если для защиты дома от ведьмы в окна и двери втыкали нож, иглу, вилы, вертел, зуб от бороны, шипы колючих растений, — то общим для этого ряда предметов можно признать значение 'острый, колющий'; если при приближении грозы из дома выбрасывали во двор кочергу, ухват, помело, хлебную лопату, — то в качестве главного объединяющего признака здесь выступает принадлежность предметов к печным атрибутам; если беременным женщинам и детям запрещалось перешагивать через лежащие на земле вожжи, веревки, ветки (с мотивировкой: «чтобы змеи не вредили»), — то в данном случае у этих предметов актуализируется признак 'гибкий, змеевидный, длинный'.
33

С другой стороны, свойства одного и того же предмета создают условия для развития у него разных символических значений. Например, функции ветки в тех или иных ритуальных контекстах определяются не только принадлежностью ее к растительным символам, но и зависят от многих дополнительных признаков. Ср., например, широко распространенный у славян запрет погонять скот сухой веткой с увядшей листвой: «Трэба бити овец сирим зеленим прутом, не мож — сухим, голим, бо може всохнуть вiвцi»; «Тулько зеленим, i3 листьом, шчоб было тушнеягня, а уд сухого—буде худе» [СБФ 1984, 267]. Положительная магия в этом случае зиждется на контакте со свежим, зеленым, живым, густым, а негативная — на признаках сухой, голый, увядший. Достаточно прозрачной оказывается подобная символика в гаданиях по зелени, где признаки «свежий» — «увядший» соотносятся с прогнозом «жизни» — «смерти» для гадающего.


Вторичное символическое значение (например, привязывать к месту) приобретала ветка, на которой когда-то сидел пчелиный рой (так называемая пчелиная ветка). В Дмитровском крае Подмосковья хозяева специально срубали еловую ветку, иголки которой слиплись от пчелиного воска, и использовали ее в качестве оберега домашней птицы и для того, чтобы куры не отбивались от своего двора (такую ветку называли куриный бог); в Словакии ветку, на которой сидел пчелиный рой, использовали для усмирения строптивой коровы (которая после первого отела не давала себя доить): считалось, что если ее ударить такой «пчелиной» веткой, то корова будет стоять во время дойки спокойно; в любовной магии, известной в разных славянских традициях, девушки старались заполучить такую ветку, чтобы привлечь к себе женихов, т. е. чтобы возле девушки «роились» ухажеры [СД 1995,364-366].


Таким образом, в магических приемах качество ветки оказывается более важным элементом, чем сам предмет. В разных ритуальных контекстах мы как будто имеем дело с разными объектами: ветка сухая (увядшая) — ветка зеленая (свежая); длинная — короткая; густая — голая; цветущая — отцветшая; имевшаяине имевшая контакта с пчелами; та, на которой сидела и куковала кукушка; ветка от троицкого мая или от бадняка и т. п.


Насколько именно признаковые показатели оказываются решающими при формировании предметного символа, хорошо видно на примере магических функций воды. В текстах традиционной культуры эта стихия приобретает самые разные (вплоть до прямо противоположных) значения, обусловленные ее качественными характеристиками.
34