Тайны старых кладбищ

Старые кладбища в народных представлениях всегда воспринимались как нечто загадочное и мистическое, порождая массу суеверий. В наш век науки эти суеверия обрели форму уже «наукоподобную», хотя отражают в своей сути то же самое – страх человека перед смертью и мертвыми, неспособность осознать саму смерть – и отделить живое от уже не живого.
«НЕКРОФИЛЬНЫЕ ПОЛЯ»
Достаточно подробно эти новые «наукоподобные» представления о старых кладбищах изложены в книге Н.Н. Непомнящего «XX век: Хроника необъяснимого. Проклятие вещей и проклятые места».
Конечно, неподготовленный читатель будет шокирован приводимыми там страшилками, главная из которых – сама попытка придать древним суевериям «научный вид». Путем изобретения таких понятий, как, например, «некрофильные поля».
Что это за «поля» такие, якобы излучаемые старыми кладбищами? И каким прибором их измерить, в каких единицах измерения? Дадим слово автору книги:
«Многоэтажные дома все чаще теснят территории старых кладбищ и вторгаются в эти "ничейные", но ставшие дорогими в цене земельные участки. При этом возникают непростые экологические и этические проблемы, а также труднообъяснимые феномены и аномальные явления.
В общем энергоинформационном поле Земли (ЗИП) остается информационная память ушедших от нас. Энергоинформационное воздействие на потомков продолжается, согласно законам биоэнергоинформатики, и после ухода предков. Действительно, мы продолжаем взаимодействовать с покинувшими нас близкими и соратниками, продолжаем их деяния вне зависимости от пространства и времени.
Разрушая и уничтожая старые и заброшенные кладбища, мы разрушаем поле памяти единого ЗИП, проявляем вандализм и неуважение к предшествующим поколениям. С их стороны нас ожидает обратное воздействие в виде негативного влияния некрофильных полей на жильцов коттеджей и многоэтажек, построенных на "местах забвения"».
Как видим, с первых строк автор огорошил нас открытием сразу двух видов новых полей. Однако посмею утверждать, что все это – нелепости.

Во-первых, «энергоинформационное поле Земли» у автора выступает вовсе не полем, а накопителем «информационной памяти» (что масло масляное): но всякое поле никакой информации и памяти не накапливает (сравните с магнитным полем), а выражает энергию. Информация энергией не обладает по определению, поэтому выдавать информацию за энергию – сущее невежество. В противном случае таблица умножения или данная статья могли бы выдавать энергию для освещения комнаты или для подогрева чайника.
Во-вторых, автор изобрел «некрофильные поля». Согласно толковому словарю, некрофил – это извращенец, получающий сексуальное удовлетворение от полового акта с трупом. Так о каких «полях извращенцев» толкует Н.Н. Непомнящий, написав о «негативном влиянии некрофильных полей на жильцов»? Неужто жильцов будут насиловать некрофилы?
Видимо, уважаемый писатель имел в виду «некротические поля». При этом должен указать, что и тех магов, которые занимаются загробной магией, называют вовсе не «некрофилами», а некромантами. Аналогично и зоофил – это вовсе не зоолог, а зоофилические отклонения – вовсе не зоологические отклонения.
Далее автор рассказывает:
«В Великобритании проблемы использования старых кладбищ решались еще в XIX веке. Отказавшись от захоронений в несколько ярусов на одних и тех же местах (что оказалось опасным из-за разложения тел на небольших глубинах), американец доктор Джейкоб Биджлоу предложил на старых кладбищах разбивать сады, не ведая о некротических полях».
Ага, тут «поля» стали все-таки некротическими, но понимаются, правда, все так же, как, скажем, «колхозные поля». Что касается высказывания о том, что «В Великобритании проблемы использования старых кладбищ решались еще в XIX веке», то и тут неправда. В Европе все кладбища до середины XVIII века располагались в центрах городов (при храмах), где умершие ждали в гробах обещанного Иисусом воскрешения. Но с ростом урбанизации общество сначала во Франции, а затем и в других странах Европы потребовало переноса кладбищ за черту города. К этому вопросу я еще вернусь ниже, а пока лишь констатируем, что проблема переноса старых кладбищ в Европе назрела к середине XVIII века и тогда же была успешно решена, а вовсе не в XIX веке.
«Монт-Оубурнское кладбище в Кембридже в 1831 году стало первым "садом забвения". На переднем плане фотоснимка этого сада изображены изогнутые дихотомичные деревья, указывающие на наличие геопатогенных зон, что подтверждается белыми светящимися пятнами на дальнем плане и сенсорной биолокацией снимка. Вот почему это место следует считать неудачным для сада и для отдыха студентов. Только на комфортной местности могут быть размещены мемориальные парки и сады, где не должно быть никаких увеселительных мероприятий, пикников и т. п. Не надо тревожить дух давно покинувших землю людей».
Последняя фраза сама себе противоречит: как можно в земле кладбища тревожить дух «давно покинувших землю»? Так они покинули землю – или в ней лежат и ее не покинули? Пусть автор сам для себя определится. Это – главное противоречие во всех последующих умопостроениях «исследователей некрофилических полей». Где все-таки находится дух: в могильной земле – или «давно покинул землю»? У этих мыслителей он сразу в двух местах.
Ответ на этот вопрос, думаю, очевиден, если мы задумаемся о том, а что вообще находится на старых кладбищах? Согласно судебной медицине, в обычных условиях вся умершая плоть исчезает за 2-5 лет совершенно, оставляя только кости. Они тоже постепенно разрушаются, но порой могут сохраняться неопределенно долго. Но скелет человека никак не может быть вместилищем его духа, ибо это только кальций и прочие соединения, которые создал наш организм. А плоть (являющаяся на 70% водой) возвращается в круговорот Природы и становится частью Экосистемы: растений, животных, даже других людей. Журнал «Сайентист» как-то писал, что, например, почти каждый англичан, согласно теоретическим выкладкам, должен содержать в себе атомы, ранее входившие в организмы Шекспира и Ньютона. Ясно, что эти атомы не являются носителями духа этих личностей (то есть самими их личностями), как не были таковыми и обрезанные при жизни ногти и волосы этих гениев, включая прочие продукты работы их организмов. Коим является и сам скелет, ничем не отличающийся от ногтей.
Далее в книге:
«Если в сельской местности более бережно относятся к памяти предков и не тревожат их покой, то в городских агломерациях, где нет свободной земли, все чаще отвоевывают ее у усопших.

В статье "Аттракционы на могилах" (Труд. 1996. 28 июля) рассматривалась судьба сквера перед кинотеатром "Ленинград" в Москве. На этом месте правительством Москвы было решено восстановить Мемориальное братское военное кладбище героев Первой мировой войны. Но в префектуре Северного округа разрабатывается проект благоустройства и использования этой территории под парк отдыха (!).
Проектирование аттракционов на месте могил не согласуется ни с одним из законов биоэнергоинформатики.
Это кладбище с потревоженной аурой, благословленное Патриархом Московским и всея Руси Алексием II [Непонятно у автора: неужто его благословение и «потревожило ауру»? – В.Д.], становится патогенным сквером, где не будет мирских радостей и душевного покоя у горожан, "попирающих не только погребенных – саму их память", как подчеркивала газета "Труд".
Согласно народным поверьям, дом, лавочки, карусели и вообще любые сооружения, построенные на месте кладбища с потревоженными могилами, не могут оказаться совершенно "здоровыми", о чем напоминают С. Лебедев и А. Лидин в своей книге "Карма повседневности" (М.: Омега, 1995)».
Этика – этикой, а аура – аурой. Что за «потревоженная» и одновременно «благословленная» «аура» кладбища? Напомню, что само понятие «аура» является околонаучным: советские ученые Кирлиан фотографировали электромагнитные поля живых субъектов, эти поля условно назвали «аурой». Один из американских экстрасенсов рассказывал, что не стал входить в лифт, в котором увидел людей «без ауры»; тот лифт якобы тут же упал и разбился. Как видим, по ОПРЕДЕЛЕНИЮ у мертвого не может быть никакой «ауры». А тут Н.Н. Непомнящий сообщает, что не просто мертвые останки обладают «аурой», но и само кладбище целиком – как муниципальный СУБЪЕКТ – ею обладает.
Далее автор рассказывает про загадочные перемещения могил, приводя, например, такой случай:
«В статье "Блуждающие могилы" (Эхо. 1995. № 59) приводятся исторические факты переноса старых могил на новые места спонтанно, без людской помощи. В XV веке в Линце (Австрия) был случай, когда исчезнувшая могила Штеттенберга, подозреваемого в занятии колдовством, была обнаружена в другом месте. Жители Линца решили, что его прах не может успокоиться и переместился: они сожгли его останки и пепел развеяли по ветру».
Подводя «научную базу» этому и другим случаям, Непомнящий находит:
«Некоторые исследователи аномальных явлений, такие, как французский уфолог Шато, отбрасывая мистическую сторону этих несчастных перемещений, увязывают их со спонтанной телепортацией мертвой материи».
Замечательно: вот еще один переворот в философии. До этого философия знала материю живую и неживую, но, оказывается, есть еще и мертвая материя. Не путайте ее с неживой (вроде камней и штанов), эта «мертвая материя» тем от неживой отличается, что ранее была живой.
Но я не нахожу тут повода отличать мертвое от неживого только по тому показателю, что мертвое – это то, что ранее было структурировано живым, а потому может и должно сохранять какие-то живые черты. Даже если мертвое показывает некие следы процессов, сегодня науке неизвестных, то они – только отражение феномена ЖИЗНИ (о чем наука пока точных знаний не имеет), а не нечто самостоятельное. Поэтому нелепым видится создавать «мир мертвого», когда на самом деле это только часть МИРА ЖИВОГО.
Затем автор книги формулирует проблему:
«При проектировании и принудительной застройке территории бывших кладбищ, участков массовых захоронений и экзекуций, а также скотомогильников надо учитывать негативное влияние некротических полей на здоровье и душевный покой их будущих "жильцов".
В Санкт-Петербурге в высотных домах, расположенных на бывшем еврейском кладбище, жители чаще болеют, чем в соседних домах, возведенных на комфортной территории, что следует из данных статанализа. В Царском Селе (г. Пушкин) в середине 80-х годов были построены десятиэтажки с квартирами улучшенной планировки прямо на чумном кладбище. Большой стадион и парк на Новочеркасском проспекте в Санкт-Петербурге размещен на бывшем кладбище, и, по свидетельству В. Петрова (Скандалы. 1996. № 16), каждый год какой-нибудь любитель вечерних прогулок по этим местам обязательно попадает в психушку. Когда начали сносить это кладбище, то, по рассказу петербуржца В. Дымова, однажды ночью видели там "танцующие" гробы. Это аномальное явление можно классифицировать как спонтанную телепортацию биологически неживых субъектов.
Под городом Кяхтой в Бурятии дачный поселок отстроен в пределах кладбища, где в 20-х годах производились расстрелы. В домах над могилами фиксируются некротические поля, изменения ауры. Эти некрофильные поля ощущаются и жителями в виде непривычного беспокойства, ощущений необъяснимого страха и подавленности. Такие ощущения, как слабость и болезненность, присущие геопатогенным зонам, характерны и для некротических полей, что отмечалось в городах Улан-Удэ (в здании Госкомстата), Канске (в банке) и других. Как нейтрализовать некротические поля, пока неизвестно.
Души после смерти тянутся к тем, с кем в жизни имели энергетическую связь, и у этих жертв, не имеющих энергетической защиты, возникает некротическое заклятие. Душевный дискомфорт, синдром усталости и депрессия свидетельствуют о наличии некротического заклятия. Можно предположить, что подобное влияние некротических полей сказывается и на жильцах домов, возведенных на старых кладбищах и участках массовых захоронений.

В наше тревожное время старые кладбища "помолодели" за счет жертв криминальных разборок, внутренних войн и т. п. Часто эти кладбища расположены в святых местах, где имеются энергетические каналы связи с космосом. И их нельзя кощунственно нарушать. Там лежат многие из тех, кто не осуществил свою земную карму. Будем внимательны и уважительны к старым кладбищам, и никаких застроек и аттракционов на их местах».
Ну что тут сказать? Автор книги опять возвращается к некрофилии: «Эти некрофильные поля ощущаются и жителями», то есть жители ощущают позывы к некрофилии? Над могилами какие-то «изменения ауры», хотя какая «аура» может быть у мертвого тела? Танцующие гробы автор причисляет к ранее упомянутой им «мертвой телепортации», хотя гробы можно считать «мертвыми» только потому, что они – мертвая древесина. Говорит о «каналах связи с космосом», хотя Земля – это и есть космическое тело, то есть сам Космос. И т.д. Нагромождение чепухи.
Мало того, Непомнящий говорит именно о вампиризме (правда, понимая его наивно): «Души после смерти тянутся к тем, с кем в жизни имели энергетическую связь, и у этих жертв, не имеющих энергетической защиты, возникает некротическое заклятие. Душевный дискомфорт, синдром усталости и депрессия свидетельствуют о наличии некротического заклятия». Однако вампир – это не мертвец, а вполне живой коматозник, поэтому ошибочно предположение автора: «Можно предположить, что подобное влияние некротических полей сказывается и на жильцах домов, возведенных на старых кладбищах и участках массовых захоронений».
Нет. Мертвые как раз так же тихи, как и сами камни их надгробий. И на старых кладбищах нет ни вампиров, ни свечений над могилами, что присуще только кладбищам действующим. Единственная опасность – это биологическая, о чем упоминал автор про Петербург. И этот вопрос был мною детально рассмотрен в книге «Вампирология», публиковавшейся в нашей газете. Напомню некоторые моменты.
ИСТОРИЯ ПЕРЕНОСА КЛАДБИЩ
Филипп Арьес в знаменитой книге «Человек перед лицом смерти» дает грандиозную картину изживания христианской традиции создавать кладбища у храмов в центре поселений, не существовавшей никогда ни в одной другой религии мира. Уже к XIV веку во всех крупных городах Франции количество похороненных в центре города в десятки, а то и сотни раз превышало все живое население города. Власти постоянно мучались этой проблемой, изобретая меры по утилизации мертвых. Создавались братские могилы, где на десяти квадратных метрах помещали до 1500 трупов – штабелями.
Жители окрестных кварталов забрасывали городские власти жалобами. Все в доме пропиталось трупным запахом – мебель, одежда, даже еда. Окон не открыть – веет трупятиной. Детей из дому не выпустить – зараза вокруг. Этот трупный запах сопровождал жителей даже вне города, куда бы они выезжали, – настолько они им пропитались. Комиссии показали, что эти районы, соседние с центром города, где находились кладбища, предрасположены к различным болезням, и тут редко кто доживал до старости. Что еще хуже – тут постоянно возникали страшные эпидемии, охватывавшие уже всю страну.
Как пишет Арьес, в XVIII веке общественное сознание в этом отношении сдвинулось с мертвой точки. В 1737 году парижский парламент предложил врачам обследовать городские кладбища – это первый в христианстве официальный демарш в этой области. Со стороны Церкви с идеей запрета христианского погребения у храмов выступил в 1745 году аббат Ш. Поре («Письма о погребении в церквах»). Вот его идеал: чистые, хорошо проветриваемые церкви, где чувствуется только запах ладана, а не чего-либо иного и где «не рискуешь сломать шею из-за неровности пола», постоянно перекладываемого могильщиками. Автор призывает вынести кладбища за городскую черту, дабы обеспечить в городах здоровый воздух и чистоту.
Аббат Поре был далеко не первым, кто предложил церковным властям устраивать новые кладбища за городом (следуя традиции мусульман и иудеев). Но он впервые указал, что воскрешения мертвых, обещанного Иисусом, не следует ждать буквально, среди штабелей гробов с мертвецами, собранных в центре города. Как ждет с минуты на минуту своего отъезда путешественник в окружении чемоданов.
В 1760-е годы против нового кладбища в Париже решительно высказался принц Конде – и был поддержан генеральным прокурором («Стены домов пропитываются зловонием и вредоносными соками, что служит, быть может, неведомой причиной болезней и смертей жильцов»). Это мнение было поддержано парламентом в 1763 году, когда власти были буквально завалены бесчисленными петициями со стороны населения и врачей. Революционное постановление парламента предписывало закрыть все существующие в Париже кладбища и создать за пределами города восемь больших некрополей, где каждый приход имел бы одну общую могилу для всех его обитателей.
20 апреля 1773 года в Солье, в нефе церкви св. Сатурнина, копали яму для женщины, умершей от гнилой горячки. При этом обнажился гроб с телом, погребенным еще 3 марта, и, когда женщину опускали в могилу, гроб раскрылся, и от старого трупа пошло такое зловоние, что никто не мог больше оставаться в церкви. Вскоре из 120 детей обоего пола, которых готовили к первому причастию, 114 опасно заболели, а также кюре, викарий, могильщики и еще более 70 человек. Из них 18 скончались, в том числе кюре и викарий. Этот и другие подобные случаи еще больше настраивали общественное мнение к идее переноса кладбищ за пределы города.

Знаменитый французский врач Феликс Вик д’Азир в «Опытах о местах и опасностях погребений» (1778) утверждает, что во времена эпидемий первыми бывают поражены дома, находящиеся по соседству с кладбищами. Как он пишет, труп больного полностью хранит в себе болезнь и ее заразительную силу. Воздух кладбищ портит все вокруг: не только здоровье людей, живущих поблизости, но даже продукты и вещи в их чуланах. Так, в домах, расположенных вокруг кладбища Сент-Инносан, замечает врач, сталь, столовое серебро, золотые галуны – все быстро теряет блеск и тускнеет.
Врачи не единственные, кто бьют тревогу. Протоколы полицейских комиссаров того времени изобилуют жалобами местного населения. В петиции парламенту жильцы квартала, примыкающего к кладбищу Сен-Мерри, жалуются на то, что «все нужное для жизни» портится у них дома в течение нескольких дней. Эти жалобы продолжались до того момента, когда власти города стали переносить за черту города старые кладбища, перевозить десятки тысяч покойников, очищать землю от трупного заражения. Уже давно этих огромных кладбищ в центре Парижа нет, а парижане даже вряд ли знают, что некогда на местах их домов располагались братские общественные могилы с десятками тысяч покойников.
Как оказалось, проблема городских кладбищ была давно назревшей. Именно поэтому опыт Парижа быстро распространился везде в Европе. Уже через несколько лет в России был издан указ, запрещающий хоронить в пределах города и требующий располагать новые кладбища только вне границ города.
Именно в этот период в Европе в несопоставимых с сегодняшним днем масштабах перенесли массово почти все кладбища из центров городов, построив на их месте жилые кварталы. И сегодня, конечно, жители многих районов Парижа, Лондона, Петербурга, Москвы и др. городов даже не подозревают, что живут на месте не просто кладбищ, а урбанизированных массовых кладбищ, где штабелями покоились десятки или сотни тысяч усопших.
И вполне понятно, что если дети в Петербурге ковыряются возле домов в почве, ранее бывшей местом массовых захоронений, то имеют огромный риск заразиться массой болезней, которые сохраняет эта почва столетиями. Начиная с сибирской язвы и кончая даже вирусами гриппа и иными.
Почва старых кладбищ у Н.Н. Непомнящего в этом вопросе с чудовищной нелепостью называется «чудотворной». Автор книги пишет: «Места старых кладбищ и монастырей на биокомфортных участках считаются святыми, чудотворными и исцеляющими, и их расширение в сельской местности не угрожает биоэнергетическому равновесию окружающей среды».
Это опаснейшее заблуждение. Почва старых кладбищ потому просто напичкана всякой заразой (и никак не может быть «чудотворной» и «исцеляющей»), что ВСЕ умершие несли в нее опасные нам микроорганизмы. Большая часть умерших – умерли от инфекций. Но даже та малая часть, что умерла от «старости», все равно является носителями заразы, причем – малопонятной нашей науке, ибо после смерти любого (пусть самого здорового) тела в нем начинают тут же прогрессировать инфекции, которые ранее подавлялись иммунитетом. И в живом теле просто не могут существовать. Ученые называют эти инфекции «постсмертными» (прогрессируют на 3-5 день после смерти), и ими заражаются (часто со смертельным исходом) те люди, кто тесно соприкасался с покойниками. Целовал их в губы, сопровождал гробы с умершими и т.п.
В этом свете страх наших предков перед старыми кладбищами объясняется именно печальным опытом – последующим мором от всяких диковинных болезней. И я не понимаю, зачем сюда приплетать какие-то «некрофильные поля»?
МЕРТВЫМ – ПОКОЙ
С этической точки зрения идеи типа тех, что высказывает в своей книге Н.Н. Непомнящий, являются абсолютно издевательскими над нашими умершими родственниками – и нами сами, когда мы тоже умрем. И только уловкой видятся попытки автора прятаться за какое-то «благословение Патриархом Московским и всея Руси Алексием II» неких кладбищ, что абсолютно никакого отношения не имеет к его концепции «некрофильных полей».
Согласно концепции автора книги, мы все после смерти будем излучать из своих мертвых тел лучи этих «некрофильных полей», губя живых. Хотя и не являемся ни некрофилами, ни некромантами, ни вообще какими-то «некронами».
Никаких таких аномалий нет в Живой Природе, нет даже в Освенциме, где на мизерном пятачке за несколько лет было уничтожено около 2-х миллионов человек (90% - евреи). Там в Освенциме уже десятки лет музей-мемориал, и никто из его посетителей не был облучен с угрозой для жизни этими «полями». Однако на забытом старом сельском кладбище в какой-нибудь Задрыщево, где за три века было похоронено 100 человек, выводят «биолокационными рамками» «некрофильное поле».
Такие концепции мне кажутся глубоко кощунственными над нашими усопшими и их памятью. Умершие, конечно, уже ничего возразить не могут, в том числе против этого издевательства. Но мы-то должны что-то сказать.
В наших христианских представлениях тело умершего – уже не он сам, а только его оставленная биологическая оболочка, которую в рамках санитарии следует похоронить не более чем за три дня (у южных народов и религий с жарким климатом еще жестче – за день). Но сии «исследователи полей» находят, что это вовсе не оставленная оболочка, а кладезь вредных излучений, сохраняющих «дух» и «ауру» (мол, создающих «некрофильное поле»). Ясно, что это абсолютно противоречит представлениям христианства, как равно противоречит и представлениям науки, и вообще логике и здравому смыслу. Ибо недопустимо смешивать в одну кучу санитарию и «души усопших».
На мой взгляд, тайна наших старых кладбищ – только в таинстве нашего трепетного отношения к нашим ушедшим родственникам, без которого мы уже не можем себя считать человеками. А поиски тут «вредоносных полей усопших душ» кажутся одиозной ломкой нашей человечности.

Насчёт Освенцима. Некоторым людям плохо становится при посещении этого бывшего лагеря.

Это никак не связано ни с какими излучениями)) Зато связано с тонкой душевной организацией падающих в обморок, глубоко сострадающих и соболезнующих жертвам.Не все так чувствительны и не каждый способен так глубоко вжиться в события тех лет.. Это психологический феномен.